Оппенгеймер балансирует свой эпический масштаб и важные вопросы

Aug 16, 2023

В кинопроизводстве существует тонкая грань между элегантностью и претенциозностью, и Кристофер Нолан, гражданин обеих стран, свободно пересекает границу. Его преданность делу всегда видна на экране, даже в фильмах, которые вам могут не понравиться; к лучшему или к худшему, но обычно можно почувствовать мыслительные вибрации, которые повлияли на его решения о том, где поставить камеру или как передвигать актеров. Он знает свое дело и старается, чтобы мы знали, что он знает. Его опыт сияет, как семейный герб, и выглядит великолепно, когда он незаметно отпечатан на куске серебра, хотя вам бы не хотелось, чтобы он был на пляжном полотенце.

В Оппенгеймере могут быть моменты, когда вы смотрите на экран и думаете: «О, брат!» поскольку Нолан ослепляет нас импрессионистическими вставками психотически кружащихся звезд и вздымающихся шлейфов чего-то, похожего на расплавленную лаву, и все это в то время, как главный герой за кадром рассказывает о природе материи, вселенной и других вещах. Но либо несмотря на свою напряженную работу, либо благодаря ей, Оппенгеймер работает. Рассказывая историю гениального физика-теоретика и архитектора атомной бомбы Дж. Роберта Оппенгеймера, которого с почти потусторонней яркостью сыграл Киллиан Мерфи, Нолан стирает грань между величием и грандиозностью. И его персонаж, и его главный актер могут выдержать огромный масштаб его подхода, так почему бы ему не пойти ва-банк? Очень немногие кинематографисты знают или могут снимать такие большие картины на темы для взрослых. Нолан превращает историю Оппенгеймера в нечто вроде эпической поэмы, сосредотачиваясь не только на его самом известном достижении, но и на всем, что случилось с ним впоследствии; Нолана, возможно, даже больше интересует Оппенгеймер как сложный, вопрошающий патриот.

Как вы знаете, если вы видели хотя бы один фильм Нолана — это может быть «Помни» или «Интерстеллар» — он любит путать сигналы в своем повествовании. Оппенгеймер — это история, рассказанная точками и тире, требующая, чтобы вы не отставали от ее изменений во времени и пространстве. Но даже если вы ничего не знаете об истории Оппенгеймера, следовать ей не так уж и сложно — Нолан в конце собирает все воедино, и с этой точки зрения пейзаж того, куда он нас привел, выглядит довольно величественным. Мы получаем некоторую информацию о том времени, когда Оппенгеймер был молодым студентом в Кембридже, тосковал по Америке (он родился в Нью-Йорке) и мучился, как он рассказывает нам в закадровом голосе, тайнами «чужой вселенной». (Здесь появляются видения взрывающихся звезд и петляющих световых лент, сопровождаемые резкими, статическими звуками.) Ранняя встреча с одним из его героев, датским физиком Нильсом Бором (полувеселым, наполовину царственным Кеннетом Брана). , перекалибровывает свое мышление. Он ходит в музеи, смотрит на картины Брака и Пикассо, и что-то щелкает. Музыка Вселенной начинает обретать больше смысла. Оппенгеймер начинает думать и чувствовать более яростно. На доске что-то написано (в фильмах об учёных оно всегда есть), но Нолан использует это тщеславие экономно и с некоторой деликатностью. Он знает, как и мы, что царапины мела намного романтичнее, чем скрип маркера Dry Erase.

Нолан переключается между далеким и менее далеким прошлым, переключаясь между черно-белой пленкой и приглушенной цветной пленкой, сосредотачиваясь на трех центральных эпизодах истории Оппенгеймера. (Источником фильма является биография Кая Берда и Мартина Дж. Шервина 2006 года «Американский Прометей: Триумф и трагедия Дж. Роберта Оппенгеймера».) Одним из них является слушание 1954 года, которое в конечном итоге привело к отзыву допуска Оппенгеймера к секретной информации, положив конец его карьере в правительства и подрывает его статус академика. Роджер Робб в исполнении Джейсона Кларка наблюдает за разбирательством с высеченным в камне лицом, которое было признано «виновным» задолго до того, как он даже услышал какие-либо показания Оппенгеймера или его свидетелей.

Проблема заключалась в том, что после того, как Оппенгеймер осуществил достижение, одновременно экстраординарное и трагическое, в разработке бомбы, которая положит конец Второй мировой войне, его правительство, которое больше не нуждалось в нем, решило, что пришло время усомниться в его лояльности – хотя ФБР уже много лет преследовал его, собирая возможные доказательства против него. После бомбардировки Хиросимы и Нагасаки Оппенгеймер также выразил моральные сомнения по поводу тех ужасов, которые он помог обрушить на мир, и обеспокоен неправомерным использованием ядерного оружия в будущем. Нолан совмещает слушания по вопросам безопасности 1954 года с еще одной серией слушаний в Сенате, созванных для утверждения – или, как выяснилось, нет – Льюиса Штрауса (Роберт Дауни-младший), одного из основателей Комиссии по атомной энергии, на должность секретаря торговли при Дуайте Д. Эйзенхауэре. Выступление Дауни, состоящее в равных частях с тонким ароматом лосьона после бритья и змеиного масла, является чудом двойного действия.